Переплавка - Страница 63

— С какой стати негров? — удивился Валерка.

— Все эти разговоры о превосходстве начались с того, что низшими существами были объявлены другие земные расы: негры, азиаты, латиноамериканцы. У нас официально считается, что они не были людьми, а человекоподобными существами, совершенно иного генетического происхождения.

— Бред какой, — возмутился Паоло. — Палеогенетика доказала, что все люди на Земле — и негры, и белые, и индейцы, и азиаты, являются потомками одной супружеской пары, ещё в конце двадцатого века.

— Поймите, если данные науки не соответствуют официальному взгляду на мир, значит, наука обманывает. Либо ученые неправильные. правильные ученые изучают не какую-то там палеогенетику, а расологию. Правда, наукой её можно было назвать разве что в девятнадцатом веке. А уже в двадцатом всё, что было в ней научного, эмигрировало в антропологию. Ну а что осталось, вроде выводов о превосходстве белых над неграми, к науке уже отношение иметь перестало. Зато вот у нас считается непреложной истиной.

— Ну вот, а вы говорите — "жалко"… — грустно произнёс Валерка. — Да тут уже руки чешутся детям бананы раздавать, чтобы обезьяну эту в клетке — да кожурой, кожурой… Чтобы на себе почувствовала…

— Извините, кажется я перестарался, — вздохнул Стригалёв. — Вижу, что вы наконец, поняли всю серьезность положения в котором оказались, но… Ни в коем случае не позволяйте себе, чтобы вашими поступками взялась управлять ненависть. Поймите, я не учу вас, как относиться к происходящему. Думайте что хотите, но, пожалуйста, будьте осторожны. Очень осторожны. Мне очень хочется, чтобы вы смогли вернуться назад, в свой мир. Потому, что вы мне очень понравились. Потому, что мне понравилось то, что вы о нём успели рассказать и показать… Совсем немного, но… Это прекрасно. Расскажи мне это кто-то другой, я назвал бы это прекрасной сказкой. Даже слишком прекрасной, чтобы быть правдой. Но теперь я убедился, что сказка может стать былью. Жаль, что я живу в другом мире… Думаю, в вашем я бы пригодился.

— Ещё как пригодились бы, — заверил Валерка. — Хороший врач нужен всегда и везде.

— Спасибо… Но сейчас мы находимся в другом мире, и не мы определяем его законы. Как бы они нас не возмущали, с ними необходимо считаться. Только это я и хочу до вас донести. До сих пор вы избежали серьёзных неприятностей в первую очередь потому, что вам сопутствовала удача. Но ведь вы понимаете, что везение не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно, но вы окажетесь с этим миром один на один. И я бы хотел, чтобы вы были к этому готовы.

— Знаете, Виктор Андреевич, — задумчиво ответил Валерка, — к этому, наверное, невозможно быть готовым. То. что вы рассказали… этот мир будет для нас чужим. Чужим и непонятным. Всегда. Но осторожными мы будем. Благодаря вам мы теперь примерно себе представляем, чего от него следует ожидать.

— Что ж, — вздохнул хирург. — Хорошо хоть так…

Глава 6.

Серёжкина обида была так велика, что он даже не заметил, как вихрем слетел вниз по лестнице, пронесся через вестибюль и выбежал на улицу. И только в больничном саду он снова обрел способность ощущать окружающий мир. Только легче от этого мальчишке не стало.

В горле колом стояли слёзы. Не от страха или жалости. От обиды. Всё так замечательно начиналось и так нелепо кончилось.

В детстве у каждого есть мечта. И у каждого она своя. Серёжка мечтал о Друге. Не просто о друге, друзей у него, как и у любого другого мальчишки из Кокорино, было немало, а именно о Друге. Таком, чтобы вместе с ним — куда угодно и не взирая на любую опасность. Таком, чтобы можно было доверить всего себя без остатка. И чтобы дружба на всю жизнь.

В общем, так, как в книгах и фильмах вроде "Далёких горнов Империи" или "Мы вернемся".

То, что в жизни такое встречается, и не редко-редко, а очень даже часто, сомнения не вызывало: быть иначе просто не могло. Верная дружба считалась одной из самых главных ценностей Русской Империи, на ней воспитывалось поколение за поколением. И родители Серёжкины на этом выросли, и дед Константин… А разве можно воспитывать людей на том, чего нет?

Другое дело, что встретить такого друга — не на речку искупаться сбегать. Тут мало одного желания, должно ещё и везение поработать.

В свою счастливую звезду Серёжка верил безоговорочно, поэтому, сколько себя помнил, был уверен, что Друга он ещё встретит. А пока что дружил с обыкновенными друзьями, это ведь тоже здорово.

Время текло, жизнь шла своим чередом, Серёжка рос, но мечта о Друге его не покидала. Только отступила немного в глубину, проявлялась не часто, аккуратно выбирая для своих визитов подходящие моменты: после просмотра очередного приключенческого стерео, или после прочтения книги, или просто поздним теплым вечером, когда, засыпая на сеновале, мальчишка слипающимися глазами рассматривал через раскрытое чердачное окошко далёкие яркие звезды на чёрном небе.

Зато исполнилась она в самый неподходящий момент, когда о мечтах Серёжка совсем забыл: не до того было. Какие уж тут мечты, если война, если кругом огонь и бои, если не знаешь, что с твоими родителями, братьями и сестрой, с родственниками, соседями и товарищами. Но вот взяла — и исполнилась.

Серёжка и опомниться не успел, как почувствовал, что странный и загадочный Никита — тот самый Друг, о котором он так мечтал. И, главное, чувство притяжения у мальчишек было взаимным. Бывает ведь и так: хочется с кем-то дружить наособицу, а в ответ лишь равное, как к остальным отношение. Тут уж делать нечего: насильно мил не будешь, но хорошего настроения от такого несовпадения, конечно, не прибавляется.