Переплавка - Страница 51

Никто не засмеялся: нечему было смеяться.

— А может ещё какие причины. Не знаю, — закончил врач и нервно сцепил перед подбородком пальцы рук.

Повисла длительная пауза, которую прервал Валерка:

— Виктор Андреевич, рассказывайте дальше, пожалуйста. Фиг с ними, с этими "носителями общечеловеческих ценностей". Всё с ними понятно.

— А мне непонятно, — тут же встрял Никита. — Игорь говорил, что это и есть оппозиционеры. То есть сейчас они есть. Откуда же они взялись, если все в войну передохли?

— Завелись, — пояснил Стригалёв. — Они обязательно заводятся, закон жизни. Это всё равно как дезинфекция убивает микробов, но сразу после неё они опять появляются. В самой стерильной операционной всё равно есть какое-то их количество. В воздухе, на предметах, на стенах… Везде. Уничтожить их полностью невозможно. Да и не нужно. Важно не допускать, чтобы они приносили людям вред.

— Угу, я понял, — кивнул Никита. — У нас таких изолируют. На Фобосе. Верно?

Он оглянулся на старших, ища поддержки.

— Точно, — подтвердил Паоло. — Если тяжелый случай, то отправляют именно туда.

— Так на чем, значит, я остановился? А, как раз на одичании. На самом деле в одиночку человеку после такой катастрофы никак не сохранить прежнего уровня развития. Потому что всех предвоенных знаний и достижений человечества не мог вместить в себя никакой мозг, будь ты хоть трижды гением. Да и не нужно это никому.

— Почему это? — ревниво спросил пионер.

— Потому что человек — существо коллективное. И многие вершины цивилизации принципиально недостижимы в одиночку, без создания, что называется, общественного производства. Да что там долго за примерами ходить. Вот я — хирург. Аппендэктомию, то есть удаление аппендикса, один сделать могу. Операционную подготовлю, анастезия местная, старым добрым полупроцентным раствором новокаина. Если случай не сложный, то справлюсь.

— А если сложный? — с подковыркой спросил Никита.

— Бывают такие случаи, что над аппендиксом бьешься дольше, чем над тем, что считается более сложным. Ретроцекальное расположение, спайки…

Поймал глазами непонимающий взгляд Валерки и поспешил поправиться:

— Извините, увлекаюсь. Проше будет, если расскажу короткую медицинскую байку: молодой хирург расспрашивает опытного.

"- Какая самая легкая операция?

— Аппендицит.

— Какая самая трудная операция?

— Аппендицит."

Так вот, легкий аппендицит один хирург прооперировать сможет. А вот, например, зашить перфоративную язву уже никак. Нужен наркоз. А при наркозе один врач должен следить за состоянием пациента, ни на что больше не отвлекаясь. Нужен ассистент, чтобы обеспечивать нормальное операционное поле. А лучше два ассистента. Четырех рук иногда не хватает, чего уж говорить про две.

— Мы поняли, — Валерка использовал первую же возникшую паузу, чтобы подправить монолог врача в нужное русло. Как всякий любящий свою работу человек, Стригалёв увлекался, пускаясь в море деталей и подробностей. Это было интересно, но сейчас гораздо важнее было всё-таки понять совсем иные вещи. — Конечно, один человек не может знать всё на свете.

— И не только один, но даже и небольшой коллектив. Знания ведь были распределены по людям очень неравномерно. И Третья Мировая привела ко временной утрате многих знаний и технологий. Просто потому, что погибли все, кто их знал.

— Но ведь наверняка же была информация и на различных носителях, — возразил Никита. — Можно было их изучить.

— Носители тоже погибали. В смысле — ломались. Это только в мирное время кажется, что человечество крепко закрепилось на достигнутом рубеже прогресса и готово открывать новые горизонты. А после большой войны или какой-нибудь крупной катастрофы обязательно происходит откат. После Третьей Мировой он был очень значительный. Знания о довоенных технологиях собирались буквально по крупицам.

— Но собрали, а потом и шагнули вперёд, — заметил Паоло.

— Да, наши предки сумели это сделать. Сначала победить в такой войне ужасной войне. Не просто выжить, а именно победить. А потом из руин поднять страну. Потрясающие люди были. То есть, как всегда, люди были очень разные, но их объединили две вещи: любовь к России и ясно различимый враг. А вот когда враг перестал быть ясно различимым, тут всё и началось.

— А зачем он вообще нужен, этот враг? — недовольно спросил Никита. — Вот мы живем без врагов. Ну, не совсем без врагов. Бывают конфликты время от времени. Даже войны бывают, небольшие. Обычно на Марсе. Но все понимают, что это только столкновение этих…

Он почесал затылок, вспоминая нужное слово.

— Государственных интересов, — подсказал Валерка.

— Во, точно! Ну, у России свои интересы, у Западно-Европейской Конфедерации свои, у Центрально-Американской — тоже свои. Это ведь нормально?

— Конечно нормально, — подтвердил Серёжка, опередивший Стригалёва.

— Вот, — поддержка придала Никите уверенности. — Но это же не такие враги как в Мировые войны были. Так, чтобы нельзя было договориться. Поэтому на Земле сотрудничество не прерывается. Даже границы не закрывают. Все знают, что здесь никто воевать не станет.

— А вот это неправильно, — заявил Серёжка.

— Почему?

— Как почему? Что же получается: кто-то на Марсе кровь проливает за Россию, а на Земле, получается, улыбаются тем, кто их убивает. Разве это честно? Это подло.

— И ничего не подло, — обиделся Никита. — Потому что тем, кто убивает, никто не улыбается. Разве Паоло кого-то убил?