— Наверное да. К сожалению, это было давно, я забыл название. Вообще о том, что было до Третьей Мировой, у нас осталось очень мало информации, почти все фонды погибли во время войны. А из того, что осталось, больше всего уцелело собственно про Россию. Довольно много про тогдашние ведущие мировые державы. А про остальные — очень мало из очень малого. Поэтому про Италию сегодня практически ничего не знают. Разве что в итальянских общинах… Но на Сипе, насколько мне известно, ни одной такой нет. Такие вот дела.
— Плохо, — грустно констатировал Никита.
— Плохо, — согласился Стригалёв. — Знаете, вот так иногда представишь себе какой-нибудь старый город. Ту же Флоренцию, например. Как там живут люди. Ходят по улицам. Заходят в магазины, в кафе. Какую-нибудь мелочь покупают, кофе пьют… Проходят мимо того же собора. Заходят туда помолиться… В общем, просто живут нормальной повседневной жизнью. Думаешь, вот бы походить среди них, посмотреть на всё своими глазами. А потом понимаешь, что это невозможно: нет этих людей, нет ни улиц, ни собора, ни города… Да и вообще страны такой уже нет.
— Возможно! — решительно возразил Валерка. — У нас такая страна. И город. И люди. хотите посмотреть — пожалуйста.
Он достал из кармана коммуникатор, пальцы проворно забегали по кнопкам.
— Это у вас что за прибор? Аналог комбраса?
— Да, вроде того. Только у него ещё много функций. Например, показ видеоинформации. Вот, смотрите.
Он протянул коммуникатор врачу.
— Нажимайте вот эту кнопку.
Серёжка совершенно некультурно придвинулся к врачу, чтобы получше видеть экран. Про себя сразу отметив преимущество «плашки» перед комбрасом: смотреть вдвоем на маленький экранчик наручного прибора было бы совсем неудобно. Конечно, никто никогда этого и не делал: комбрас всегда можно было подключить к инфоцентру и просматривать изображение на его большом экране. Да и не таскали на нем видеозаписей, для этого существовали карты памяти. Но будь бы у Валерки с собой только карта, посмотреть на таинственную Флоренцию они бы не смогли: у кабинете Стригалёва инфоцентра не было.
А на экране уже побежало изображение: набережная неширокой речки, трёх-четырёхэтажные домики на дальнем берегу. Серёжки они живо напомнили Нуэр-Позен: там точно так же домишки лепились один к другому. В русских городах дома строили совсем иначе: при той же высоте они отличались большей шириной — на три четыре подъезда минимум. И гораздо чаще дом стоял особняком. А здесь каждый подъезд — отдельный дом, но плотно втиснутый между двух соседей. Так, что между ни малейшей щелочки. Разве что иногда попадается не по-русски узенькая улица. Даже улицей это трудно назвать. Улочка. В русском-то городе иной переулок шире будет.
Камера повернула вправо, показав мост через реку. Удивительно, но прямо на нём были построены дома. Ладно бы у оснований, а то всей протяженности.
— Старый мост, — пояснил Паоло.
— Это настоящие дома на нём? — спросил Серёжка.
— Конечно настоящие.
— А зачем?
Ответить Паоло не успел: его изображение появилось в кадре.
— Это же вы, — изумился Стригалёв.
— Конечно, а кто же ещё? Это я снимал, чтобы потом на станции пересматривать, Землю вспоминать, — пояснил Валерка. — Сейчас и меня увидите.
И действительно несколько мгновений спустя он на экране присоединился к другу.
— Попросил прохожего немножко камеру подержать.
— А как остановить просмотр? — спросил Стригалёв.
Валерка молча ткнул тоненькой, похожей на исхудавший карандаш, палочкой в изображенную на экране кнопку. Изображение застыло.
— Да, кажется, я столкнулся с той правдой, которая невероятна до невозможности, — задумчиво произнёс врач. — Если бы я знал, что этот мост существовал именно во Флоренции, я бы поверил.
— А я и сейчас верю, — вставил своё слово Серёжка.
— Старый мост — известнейший памятник, — ответил Стригалёву Валерка. — Не может быть, чтобы о нём не осталось вообще никакой информации. Ведь у вас же есть глобальная информационная сеть. Нам рассказывали.
— Да есть, конечно, — снова встрял нетерпеливый Серёжка.
— Есть такая сеть, — подтвердил Стригалёв. — В ординаторской имеется терминал доступа. Прекращаем просмотр, и я иду искать что сохранилось про этот мост?
— Не надо. Вы же собор хотели? Он дальше будет, — сообщил Паоло.
— Не надо, давайте дальше смотреть, — поддержал Серёжка. — И всё-таки, дома на мосту зачем?
Понятно было бы, если укрепления на концах моста: для защиты от врагов. А по сторонам-то зачем? Вместо перил, что ли, чтобы с моста не падали?
Оказалось, совсем для другого. Паоло объяснил:
— В Средние Века в них были лавки. Мост — место людное, торговля хорошо шла.
— Улёт, — блеснул глазами Серёжка. — А чем торговали?
— Всяким разным. Сначала кожевники поселились. Им ведь для выделки кожи много воды нужно была, а тут она в двух шагах. Потом мясники. А потом великий герцог Фернандо Первый всех их выгнал, потому что ему запахи не нравились. И лавки заняли ювелиры: их ремесло не пахнет.
— Ишь какой нежный…
— Да уж… Герцоги — они такие…
— У нас не такие, — возразил Серёжка. — Вот у немцев в Нуэр-Позене главный — герцог. Точнее — херрцог, так они говорят. Любую тушу разделает не хуже профессионального мясника.
Собственно, у херрцога Альфреда-Густова прозвище было как раз «Мясник». Правда получил он его не за умелую разделку туш, а за скорый и беспощадный херрцогский суд, после которого он зачастую самолично творил над виновными расправу.