Переплавка - Страница 47

— С пациентом врач должен быть именно таким — добрым и внимательным, — ответил врач. — Но за это приходится платить в остальной жизни. Точнее — расплачиваться. Нервное напряжение даром не проходит. Вы, если уж честно говорить, легко отделались. Знаете, как могу отлаять операционную медсестру, если что-то идет не так? А бывает, у меня и корнцанги по операционной летают.

— Медсестру жалко, — серьезно сказал Никита.

— Жалко, — согласился Стригалёв. — Но мы с Татьяной Алексеевной работаем вместе уже больше двадцати лет, и она понимает, что это тоже часть работы. Ритуал. Молодую девчонку, которая только-только училище закончила, я ругать, конечно, не стану. Сдержусь. Хотя, конечно, иногда есть за что. А иногда даже и рукоприкладство необходимо.

— Так-таки и необходимо? — недоверчиво переспросил Валерка.

— Именно так. Люди иногда от вида крови впадают в ступор. Книги, виртуальные операции, присутствие наблюдателем — это все очень нужно, но гарантий, к сожалению, не дает. Бывает так, что новичок в операционной впадает в ступор. Кровь, вид операционной раны, запах, несмотря на вытяжку, нервное напряжение… В общем, бывает, что человека клинит. Редко, но такое случается. А времени ждать, пока он в себя придет, нет: это же экскурсант, у него свои обязанности есть. Причем от того, как они выполнены, иногда зависит жизнь человека. У нас ведь очень часто счет идет буквально на секунды. И вот тут ничего так не помогает, как старый дедовский метод: пару раз по щекам — и человек приходит в себя.

— Ну это не битье, это не считается, — заявил Никита.

— А ты что думал, мы на операционном столе провинившихся рогами порем? — усмехнулся Стригалёв. — Нет, так у нас не принято, конечно… Ну, ладно, пошутили немного, теперь вернемся к делу. Значит, вторая проблема — это война. Может, приходилось слышать: "Всё для фронта, всё для победы!"?

— Конечно, приходилось, — ответил Валерка. — Это был лозунг во время Великой Отечественной войны. И потом ещё во время Четвертой Мировой.

— Ну а у нас это лозунг сегодняшнего дня. Так что вся наука сегодня в первую очередь работает на оборону страны.

— Мы понимаем. Мы ведь и не предлагаем, чтобы всё бросили и занимались нашими проблемами.

— Тогда остается только третья проблема.

Валерка ожидал, что врач приступит к рассказу о новой проблеме, но тот почему-то замолчал. Подросток хотел спросить, но не успел: постучали в дверь кабинета.

— Есть здесь кто-нибудь? — поинтересовался мужской голос.

— Минутку, ребята, — произнес хирург, вставая с дивана. — Подождите здесь.

Он вышел из комнаты в кабинет, притворив за собой дверь.

— Доктор Стригалёв — это вы?

Через неплотно прикрытую дверь было отлично слышно, о чем говорят в кабинете. Незнакомца ребята не видели, но по голосу у Валерки в голове вырисовывался образ волевого, уверенного в себе человека.

— Доктор Стригалёв — это я. С кем имею честь?

— Лейтенант Черешнев. Пришел поблагодарить вас за ребят.

— Ну, благодарить нужно прежде всего сержанта Верещагина. За то, что головы не потерял, первую помощь оказал как нужно. За то, что тащил Вихрева на себе, пока помощь не подоспела.

— У нас правило: спецназ своих не бросает.

— Вас вот благодарить надо, за то, что этому научили. Ну и мы, конечно, постарались, чтобы все не зря. У Верещагина рана не опасная, через недельку выпишем. Вихрова, конечно, придется лечить дольше, но худшее позади. Печень и кишечник зашили обошлись без массивных резекций… в смысле — сохранили всё, что можно было сохранить. С перитонитом, будьте уверены, справимся. Так что, если всё пойдет как должно, что не просто жить будет, а в стой вернется. Конечно, от осложнений зарекаться нельзя, но организм молодой, крепкий, должен справиться. Знаю я вас, краповых. С полсотни через мои руки прошло, не меньше. Скажешь такому — должен выздороветь, выздоравливает в срок.

— Ну если так, то и Вихров обязательно выздоровеет. Он парень ответственный. Ещё раз спасибо вам, доктор.

— Ещё раз — спасибо вам, лейтенант. И за то, что ребят выучили, и за то, что из беды выручили. Мне уж рассказали, как вы их под обстрелом в винтокрыл забирали. Умеете, выходит воевать. Даром что звёздочек у вас меньше, чем крестов.

— Звёздочки не кресты, их снимать можно. Одну сняли, две повесили. А вот то, что кровью добыто у нас пока ещё отнимать не положено.

— Лихо. Это выходит вас из майоров в лейтенанты?

— Выходит так.

— И а что же, если не военная тайна?

— Да какая уж тут тайна. За Раду.

— За Раду? Вы были в экспедиции Мурманцева?

— Если бы я там был, то мы бы с вами не разговаривали: живых там не осталось.

— Но в газетах писали…

Стригалёв оборвал фразу на полуслове…

— В газетах и книгах ещё и не то напишут. Бумага — она всё стерпит.

— Лихо вы… Не боитесь?

— Война, доктор, бояться отучает. Есть у нас такая поговорка: "Дальше фронта не пошлют, больше пули не дадут". А свою пулю каждый из нас поймать в любой момент может, как Вихров. Да и стыдно бояться-то. Перед оставшимися там, на Раде, стыдно. Сначала один гад положил их ради того, чтобы в герои выбиться, а потом другие их смерть в кормушку себе превратили.

— Значит, всё, что писалось про Раду — это неправда?

— Не всё. Экспедиция Мурманцева действительно нашла её первой. Рейдеры ултов появились, когда шла уже вторая стадия исследования, которая предполагает посадку. Они действительно оба сели, прежде чем вступить в переговоры. Не знаю, чем объяснить такую глупость, но то факт. Сели и потребовали от Мурманцева убираться прочь в течение пяти часов, обещая в том случае не открывать огонь. Очень похоже на то, что то была правда. Во всяком случае, это был шанс спасти корабль и людей. Но Мурманцев его не использовал. Да, его выставляли с Рады самой грубой форме. Что-то вроде: "Землянам шесть часов на свёртку лагеря и взлёт, слово чести — обстрела на взлёте не будет!" Но офицер потому и офицер, что в таких случаях держит себя в руках и помнит о том, что он служит России, а не своему самолюбию. Нервов не хватает — иди бумажки из папки в папку перекладывай, а не в командиры корабля дальней разведки рвись. Там работа поспокойнее и ответственность поменьше.